В большинстве михалковских фильмов, сколь бы ни были драматичны их сюжеты, есть свет и надежда. Здесь, на первый взгляд, нет. Солнечный удар это трагедия. Тяжелая, беспросветная, безвыходная трагедия.

УМНЫЙ СОБЕСЕДНИК

Никита Михалков когда-то прославился как мастер тонкого камерного кино: Пять вечеров, Неоконченная пьеса для механического пианино, Несколько дней из жизни
И. И. Обломова, Урга территория любви.

Позднее он долго искал иной киноязык общественно заостренный, публицистический. Нравилось не всем. Часть зрителей нередко воспринимала изощренные артхаусные приемы Михалкова как личное оскорбление или надругательство над историей России. Ничего подобного уМихалкова нет. Но он сочень большим трудом добивался понимания, поскольку предлагал широкой аудитории картины сфестивальными инкрустациями, шифрами, кодами, нарочито усложненной системой образов.

В данном случае ему удалось найти золотую середину между публицистикой икамерностью. На экране могут присутствовать колоссальные толпы, но диалог ведут маленькие группы по 5-6 персонажей максимум. Иными словами, массовость Солнечного удара мнимая. Она превосходно маскирует камерность фильма. А камерный подход позволяет режиссеру почти напрямую беседовать со зрителем словно оба сидят за одним столом иведут неторопливый спор осудьбе России. Язык этого спора предельно прост, никакой избыточной замысловатости.

Михалков не поучает ине проповедует он выступает вроли умного собеседника. Давайте поговорим, как будто приглашает режиссер. Давайте поговорим, пока унас еще есть дом, где можно собраться ипоговорить

МОРЕ ГРЕХОВ

Действие фильма происходит вдвух слоях времени. Озорное любовное приключение, начавшееся на волжском пароходе за семь лет до начала Первой мировой, соединено сжуткой историей белых офицеров, на исходе 1920 года оказавшихся убольшевиков вплену.

Первый слой разворачивается втонах романтической шалости: главный герой блестящий офицер впарадной форме, главная героиня прекрасная незнакомка, кругом почтенная публика, хорошо устроенная жизнь, солнечный жар, золотая рябь на речных волнах. Всё прекрасно

То есть всё выглядит прекрасным.

Второй слой: несколько тысяч людей, которых скоро зверски убьют. Они все еще желают понять смысл происходящего. Центральный персонаж тот самый блестящий офицер сволжского парохода наблюдает за происходящим имучается непониманием: счего, Бога ради, началось падение России вэтот темный ужас, выстуженный ветрами крымской осени?

Сам Никита Михалков винтервью газете Взгляд
(8 октября 2014 года) подсказал зрителям смысл своего художественного высказывания: Наш герой, находясь на краю исвоей родины, исвоей жизни, все время задает себе вопрос: Как это случилось? Как же так, что всего 13 лет назад, в1907 году, он плыл по Волге, сним случился солнечный удар, унего был потрясающий день вмаленьком городе, ивсе было так печально ирасслабленно, была романтика жизни атеперь он стоит вхолодном лагере для пленных исрезает погоны. Зачем мы? спрашивает другой герой фильма, есаул. Зачем все это, зачем русская литература, зачем мы учили французский, если все доведено до такого крайнего состояния?.. По всей картине разлиты ответы на вопрос Как это случилось?. Мальчик спрашивает тебя про Дарвина, аты отмахиваешься, шутишь, милая горничная украла шарф, фотограф обманул итак далее. Казалось бы, глупо говорить, что из-за этого случилась революция но ииз-за этого тоже она произошла.

Режиссер проговорил всвоем творении всё, что считал важным, прямо, четко, прозрачно. Никаких разночтений, никаких полутонов.

Народ русский отошел от Господних Заповедей, ушел от веры, поддался пороку ибесовским соблазнам. Он сам себя разрушил. Своими собственными руками, по собственной воле. Мелкие, частные грехи приводили кунижению любви игибели правды между людьми, аэто, всвою очередь кразрушению самого строя русской жизни, самых ее основ.

Да, на периферии киноповествования звучат слова Европа, марксизм ит. п. как антураж для какого-то гнусного мошенничества, обмана, низкопробного фокуса. Но народ ведь сам выбирал поддаться ему на этот трюк или отступить подальше, не идти на совет нечестивых. Не поддался бы, сделал бы иной выбор, иблаго бы ему было. Выходит, не обвинение вадрес каких-то злобных чужаков уместно, апокаяние всобственных грехах.

Грехов же море разливанное, они всех сортов иразновидностей. Настоящая выставка сокрушительного расставания сЗаповедями.

Вся эта милая романтическая связь во время волжского круиза, она ведь прелюбодеяние. Главная героиня, мать двоих детей, изменяет мужу. А главный герой сэнергией, достойной иного применения, предает свою невесту.

Красавец-офицер нимало не обращает внимания на вопросы мальчика из волжского городка: отрок рассказывает, как вежливый преподаватель из Петербурга учил местных детишек тому, что Бога нет. Верно ли он учил? Офицер, изнывающий от блудного воспаления головного мозга, небрежно бросает дежурную благоглупость: Кто во что верит, то иесть. Что ж, Бог воздаст ему по слову его. Мальчик именно тогда, послушав умного взрослого дядю, перестает верить вБога. А заодно ивоспроизводит знаменитую формулу Достоевского: Если Бога нет, то всё дозволено. Пройдет тринадцать лет, ивыросший мальчуган, теперь уже матерый чекист, очень интеллигентно, очень вежливо пустит на дно морское баржу ссотнями пленников.

А всё началось стого, что бравый командир совратил незнакомую даму.

Отличились не только главные герои. Второстепенные персонажи лгут, воруют, скупердяйничают всё по мелочи, всё как-топочтиневинно. Однако сумма мелочей вроде суммы трещин на мраморе: была несокрушимая плита, ивот она превратилась вжалкие обломки. Из тысяч маленьких грехов соткался один громадных грех отход нации от веры, от Бога. Общепринятое легкое иприятное потакание собственным слабостям уничтожило нравственное здоровье русского общества.

Российская империя на заре XX века выглядела прекрасно: пароходы, храмы, чистые города, храбрые офицеры, прекрасные дамы Картинка, предложенная Михалковым, столь притягательна, что дух захватывает! От нее идет ощущение крепости издоровья, словно от рослого красавца-подосиновика на лесной поляне.

А внутри-то всё уже зачервивело, внутри-то труха, пакость.

Притом тяжелее всего поражены образованные слои общества, его элита, те, кто должен его вести

Михалков передал ощущение этой всеобщей внутренней зачервивленности снеобыкновенной художественной силой. Он как будто надавал современному русскому обществу пощечин, чтобы оно не замерзло, уснув от обольщения величественным прошлым. Куда там дремать! Ведь скатываемся вту же яму, поддаемся тем же порокам, совершаем те же грехи, ивстране возрождаются те же общественные хвори, что терзали ее сто лет назад!

ПРИГОВОР РУССКОЙ КЛАССИКЕ

Еще один публицистический удар Михалков нанес по русской классической литературе.

Врангелевские офицеры, сдавшись красным, ведут водном из крымских лагерей беседы осмысле России иее предназначении. И вот из уст персонажа, выставленного режиссером вчерном свете (предатель иразмазня), звучат горделивые слова овеличии страны, укоторой есть Гоголь, Толстой et cetera. Видимо, есть унее ивеликая духовная миссия. А высокая литература то ли необходимое условие для правильного хода страны по пути выполнения этой миссии, то ли уже ипервый плод движения по избранному маршруту.

Но на последних минутах фильма другой персонаж офицер, вызывающий больше уважения, один из фаворитов режиссера, утверждает нечто прямо противоположное. Он признается встрастной ненависти крусской литературе: столько времени нация поливала себя грязью!

Так не следует ли отдать господам литераторам, втом числе ититаническим фигурам классиков, изрядный кус от большого пирога общей вины за падения России?

Фильм построен на материале литературных дневников И. А. Бунина Окаянные дни иего же рассказа Солнечный удар. Но то, что уБунина великая любовь, начавшаяся как сумасшедшая вспышка изакончившаяся ощущением боли, надлома, надвигающейся старости, то уМихалкова великий грех, впадение впрелесть, поражение, понесенное от соблазна. И всё бунинское волшебство нежданной встречи уМихалкова обращено взлую магию, впомрачение души.

Михалковская трактовка Бунина еще одно обвинение вадрес русской классики, пусть ине столь прямое, как слова офицера, ненавидящего литературу. Михалков сделал так, что читатель, когда-то упивавшийся, быть может, Буниным, начинает понимать, что придонный смысл его рассказа изящно оформленная грязь.

Этот вердикт Михалкова дерзкий ход. То, что ему простят впоследнюю очередь. И правда вего интерпретации есть. Кто-то должен был с высокой трибуны сказать то, что давно плавало по сети, звучало вполемических перепалках литераторов второго ряда, но никогда не ставилось вфокус вниманиярусской образованной публики. Михалков решился, иза отвагу можно лишь сказать ему спасибо.

Однако не все так просто.

Да, внашей классике много воспевания греха. И много высокоинтеллектуальных плевков всобственную страну, собственный народ. Но ведь этим русская литература не ограничивается. Она ведь еще игромадное предупреждение оболях искорбях взрослого человека. Проживая странные, изломанные судьбы, Онегин, Печорин ипрочие лишние люди своим примером закрывали для образованной публики губительные дороги

Так стоило ли одним махом ставить знак равенства между всей этой сложностью игрехом, грязью?. Вышло как-то сгоряча.

ВЕСТОЧКА ИЗ ТЬМЫ

В большинстве михалковских фильмов, сколь бы ни были драматичны их сюжеты, есть свет инадежда. Здесь, на первый взгляд, нет. Солнечный удар это трагедия. Тяжелая, беспросветная, безвыходная трагедия. И уж точно этот фильм не для детей, не для семейного просмотра. В нем очень много боли, отчаяния ихолода. Если пропустить его сквозь собственное сердце, это будет мучительное испытание.

Главный герой иего товарищи скорбят, размышляют, спорят, даже трогательно заботятся друг одруге, хотя все они люди военные, должны были загрубеть вгорниле Гражданской войны Мечтают олучшей доле. И все до одного, без исключений, примут страшную смерть.

А их палачи останутся. Они хозяева новой жизни. Им править русским народом.

Для России, изгрешившейся ипогибшей вбратоубийственной сваре, Михалков не оставил ни единого лучика света. Просто смерть безо всякого триумфа.

И все-таки надежда есть но она уже за пределами фильма. Надежда не для его героев, которые мучительно пытаются понять причины исмысл Катастрофы. Все эти споры уже никак не изменят их судьбу. Надежда для нас, надежда втом, что происходящее на экране может стать уроком для нас. Михалков повествует оРоссийской империи но современная Россия незримо присутствует вфильме. Отчетливо слышится: туда же идем! Тормозите, пока не поздно! Часы тикают, но время еще есть.

Дмитрий Михайлович Володихин