Анна Табанина

20 000 дней на Земле: Ник Кейв играет самого себя

В российский прокат вышла лента "20 000 дней на Земле". Фильм про знаменитого австралийского музыканта Ника Кейва снимали на протяжении одного дня из его жизни - собственно, двадцатитысячного по счету. Картина уже получила множество восторженных отзывов от западных критиков и заработала сразу две награды на престижном фестивале "Сандэнс". Почести кажутся вполне заслуженными: тандему Иэна Форсайта и Джейн Поллард удался замечательный гибрид документального и постановочного кино.

Ник Кейв начинает свой день со звонка будильника и монолога перед зеркалом. Говорит, что в конце двадцатого века он перестал быть человеком - и подтверждает слово делом: проживает следующие двенадцать часов под пристальным взглядом камеры, играя по всем правилам собственной легенды. Это лишь отчасти документальное зрелище. Или, если угодно, документальное, но с приставкой "псевдо-". Делали его те же люди, которые сняли для Ника несколько клипов. Своего рода музыкальным видеодайджестом выглядит и эта лента. Монтаж отсек от пленки все лишнее: мир Кейва сократился до любимого нами мифа о Кейве. Поэзии, мрачноватого юмора, взгляда исподлобья, низкого голоса, призраков и библейских цитат.

Миф, впрочем, несколько изменился. По первым минутам к мужчине перед объективом накапливается с десяток вопросов. Главный: а где, собственно, муза? Он стучит пальцами в дорогих перстнях по клавишам машинки. Выглядит чересчур сосредоточенным для гения. Несколько раз произносит слово "работа" - для многих из нас антоним "творчества". Наконец, идет к психоаналитику. За ним, разумеется, интересно наблюдать. Он безумно киногеничен. В конце концов, это же Ник Кейв, отец примерно сотни великих песен. Но почему он ведет себя, как чертов "белый воротничок" на пенсии? Чуть позже приходит понимание: австралиец до сих пор силен и крепок. Просто-напросто постарел и теперь ищет не вызова, а гармонии. Находит ее в изумительных ностальгических диалогах. Один собеседник - давний и теперь уже бывший коллега по группе Бликса Баргельд. Другой - певица Кайли Миноуг, чей голос звучит в классическом поп-стандарте про дикие розы. Третий - нынешний соавтор, авангардный скрипач Уоррен Эллис.

Надуманный барьер перед зрителем окончательно пробивают иллюстрации главного жизненного амплуа Кейва - созидания звуков. Вот он выступает в сиднейской опере, и ему удивительно идет аккомпанемент филармонического оркестра. Вот раскачивает публику в небольшом клубе; здесь сложно не протянуть собственные руки к этой зафильмованной площадке в чувственном порыве. Еще лучше авторам удались моменты студийной работы. Для этого, как нарочно, выбрали самые сильные из недавних вещей The Bad Seeds. Детский хор записывает ангельский бэк-вокал к потусторонней Push The Sky Away. А затем группа в полном составе репетирует "Блюз Хиггсова Бозона": неброский, неохотный фортепианный ритм постепенно обрастает "мясом", эволюционирует в пульсирующий сгусток энергии; ручеек превращается в реку, а через пару мгновений уже хлещет бурным потоком. Чудо, да и только.

Ближе к многозначительной развязке становится ясно: в фильме про самого себя высокий брюнет в черном костюме занимается тем же, чем уже лет так десять хороши его баллады. Он раскладывает сложную штуку под названием Жизнь на простые слова и составленные из них фразы. Вспоминает детство и отношения с родителями. Первую любовь и интимные переживания. Рассказывает про то, как ему удается писать замечательную музыку. Разумеется, все это озвучивается не в опостылевшем формате заметок успешного дельца и подается безо всякой пошлости. Разве что с легким пафосом большого шоумена и баловня сцены, коим он был все эти двадцать тысяч дней. И остался вопреки любым метаморфозам. Его уже нельзя назвать иконой панка или королем готики, однако ровно так же нельзя отказать ему в громадном сочинительском таланте и честности. Последняя, кстати, помогла Нику сделать шаг от грохота и львиного рыка к благородной тишине лишь с редкими рецидивами былого бунтарства. Шаг, закономерный для столь зрелого артиста - и все же требующий смелости, не говоря о мудрости. У Кейва в избытке и того, и другого. Где еще вы такого найдете?

Шамиль Керашев

x